А что бы выдумал ты?
hyperballad.
Когда меня накрывает, это единственное, что остается рядом со мной, кто остается рядом со мной. И оно говорит мне так: "Не печалься", - и обнимает. Обнимает, обнимает, обнимает.
Отчего на меня стало постоянно накатывать чувство из детского сада? Он влечет за собой и другие чувства из того времени, а я уж очень люблю падать в пропасть.
Алина называет себя отстойником; ну что ж, настало время и для меня. Я теперь себя так постоянно чувствую. И меня тоже зовут Алина.
Так и хочется начать расписывать, что же не так, но другая часть моего характера ненавидит сопли и жалость к себе. Я ведь прекрасно знаю, что на этом свете есть люди, которым гораздо хуже. Мартину, наверное... При следующей возможности загадаю желание, чтобы он пошел. Это ведь так несправедливо! А Мартин даже и не знает, что из-за него кому-то постороннему грустно.
Я видела его родителей. Его отец крепко сжимал его плечо, а он сидел в своей инвалидной коляске, которую обступила толпа; ему определенно ничего не было видно. Ну, вот, докатилась, мне кажется, что фраза "ничего не видно" не верна. Должно быть "ничего видно". Так мне не мешает. А Мартин нервничал. Я думаю, он хотел бы уйти, но ему приходилось со всеми разговаривать - он ведь абсолютно нормальный и такой же, как и все, такой же немец. А они такие общительные, эти немцы. Вот он и не мог уйти, хотя очень хотел; продолжал улыбаться и нервно со всеми беседовать. Я, к счастью, ухожу, когда не хочу общения и событий, но я русская. Я, ази.
Наверное, ему было неприятно, что он получил признание за проект, или как это там называется, награда? Что его наградили, при всех, непонятно за что и как. Не знаю, о чем был его проект, но само название говорит за себя - "Дом мизантропа". Ведь теперь понятно, о чем его душа на самом деле. Очень красивая, аккуратная, внимательная, сама по себе. И это открывает его совсем уже в другом свете, нежели в том, в котором мы видим его каждый день, подрабатывающего в мастерской или в компьютерном центре.
Вот он и сидел там, чувствуя себя в полном одиночестве, линия его горизонта падала на чужие задницы, которым было насрать. А если они вдруг расступятся, эти задницы, то это значило бы, что они обратили внимание на его катастрофу. А он ведь ничем не хуже, чем все остальные, подумаешь - кресло! И действительно, когда его попытались выкатить чуть вперед, то он просто взвелся. Люди недостаточно чуткие. Я стояла там рядом и пыталась не обращать внимание, ни на то, что он грустный, ни на то, что он сидел в своем кресле, улыбалась, но внутри меня была катастрофа по происходящему. Это ли не катастрофа, когда ты ничего не можешь сделать, когда в другом таком же происходит его катастрофа?
Ему было неприятно получать награждение в самой идиотской номинации, среди абсолютно небольшого количества конкурентов, непонятно за что, да ещё и при всех. Он очевидно думал, что его проект был признан только потому, что он в коляске, и соперников практически не было. Ну, а зачем ещё придумывать такую номинацию, которая ничего практического за собой не подразумевает? Может быть, из-за этого ему было грустно в тот вечер, когда все когда-то студенты получали свои дипломы...
Вот тем я занимаюсь, что перенаправляю свою боль на чужое. Потому что мне стыдно.
Когда меня накрывает, это единственное, что остается рядом со мной, кто остается рядом со мной. И оно говорит мне так: "Не печалься", - и обнимает. Обнимает, обнимает, обнимает.
Отчего на меня стало постоянно накатывать чувство из детского сада? Он влечет за собой и другие чувства из того времени, а я уж очень люблю падать в пропасть.
Алина называет себя отстойником; ну что ж, настало время и для меня. Я теперь себя так постоянно чувствую. И меня тоже зовут Алина.
Так и хочется начать расписывать, что же не так, но другая часть моего характера ненавидит сопли и жалость к себе. Я ведь прекрасно знаю, что на этом свете есть люди, которым гораздо хуже. Мартину, наверное... При следующей возможности загадаю желание, чтобы он пошел. Это ведь так несправедливо! А Мартин даже и не знает, что из-за него кому-то постороннему грустно.
Я видела его родителей. Его отец крепко сжимал его плечо, а он сидел в своей инвалидной коляске, которую обступила толпа; ему определенно ничего не было видно. Ну, вот, докатилась, мне кажется, что фраза "ничего не видно" не верна. Должно быть "ничего видно". Так мне не мешает. А Мартин нервничал. Я думаю, он хотел бы уйти, но ему приходилось со всеми разговаривать - он ведь абсолютно нормальный и такой же, как и все, такой же немец. А они такие общительные, эти немцы. Вот он и не мог уйти, хотя очень хотел; продолжал улыбаться и нервно со всеми беседовать. Я, к счастью, ухожу, когда не хочу общения и событий, но я русская. Я, ази.
Наверное, ему было неприятно, что он получил признание за проект, или как это там называется, награда? Что его наградили, при всех, непонятно за что и как. Не знаю, о чем был его проект, но само название говорит за себя - "Дом мизантропа". Ведь теперь понятно, о чем его душа на самом деле. Очень красивая, аккуратная, внимательная, сама по себе. И это открывает его совсем уже в другом свете, нежели в том, в котором мы видим его каждый день, подрабатывающего в мастерской или в компьютерном центре.
Вот он и сидел там, чувствуя себя в полном одиночестве, линия его горизонта падала на чужие задницы, которым было насрать. А если они вдруг расступятся, эти задницы, то это значило бы, что они обратили внимание на его катастрофу. А он ведь ничем не хуже, чем все остальные, подумаешь - кресло! И действительно, когда его попытались выкатить чуть вперед, то он просто взвелся. Люди недостаточно чуткие. Я стояла там рядом и пыталась не обращать внимание, ни на то, что он грустный, ни на то, что он сидел в своем кресле, улыбалась, но внутри меня была катастрофа по происходящему. Это ли не катастрофа, когда ты ничего не можешь сделать, когда в другом таком же происходит его катастрофа?
Ему было неприятно получать награждение в самой идиотской номинации, среди абсолютно небольшого количества конкурентов, непонятно за что, да ещё и при всех. Он очевидно думал, что его проект был признан только потому, что он в коляске, и соперников практически не было. Ну, а зачем ещё придумывать такую номинацию, которая ничего практического за собой не подразумевает? Может быть, из-за этого ему было грустно в тот вечер, когда все когда-то студенты получали свои дипломы...
Вот тем я занимаюсь, что перенаправляю свою боль на чужое. Потому что мне стыдно.